14 Февраля 2021
С принятием английским парламентом в 1856 году закона «Companies Act», восстановившего для акционерных обществ принцип ограниченной ответственности, запрещенный в 1720 году законом «Bubble Act», родился тот «дивный новый мир», в котором Запад пребывает и поныне. Дело в том, что принцип ограниченной ответственности акционерных обществ запускает механизм обращения акций на фондовом рынке. Для полноты картины также следует упомянуть установленный законом 1856 года заявительный характер образования акционерных обществ. Тем самым каждому гражданину было предоставлено право, говоря словами Адама Смита, на мошенничество и сумасбродство. «Пузыри» не заставили себя долго ждать. Уже через год разразился первый мировой финансовый кризис.
Крах системы Джона Ло во Франции и «мыльных пузырей» в Англии показал, какой кризисный потенциал несут в себе кредит и акционерное дело. Инициатива его создания принадлежит второй составляющей, а первая – многократно его усиливает. При этом фондовый бизнес в погоне за высокой прибылью бьет по самому важному и наиболее уязвимому элементу рынка – по основе «Колеса обращения» – банковской системе.
Начиная с 1857 года в результате реализации этого кризисного потенциала, циклический, ритмичный, позволяющий опираться на предшествующий опыт, процесс эволюции социальной структуры принял беспорядочный, неуправляемый и катастрофический характер, ведущий к непредсказуемым последствиям. При этом продолжительность и ход так называемых циклов, заканчивающихся кризисом, меняются от случая к слу-чаю и не поддаются систематизации, так как зависят от стечения большого числа субъективных и часто совершенно случайных факторов, и в значительной степени от эмоционального состояния инвесторов. Не удивительно, что новые технические и технологические идеи с тех пор больше создают проблем, чем решают их.
Главной причиной этих кризисов в условиях существующей социально-экономической системы – корпоративного капитализма является то, что в условиях рынка должно помогать преодолевать кризис – успешно реализованные новые идеи. Они инициируют бум, надувающий гремучей смесью кредита и акций «финансовые пузыри», которые, «лопаясь» приводят всю экономическую систему к краху.
Бум – это следствие субъективного человеческого фактора, который является «ахиллесовой пятой» социальной структуры. Акционерное дело свело воедино три крайних проявления этого фактора: один из самых тяжких грехов – алчность, психическую болезнь – лудоманию (склонность к азартным играм) и психологию толпы. От каждой из этих составляющих люди могут потерять разум, а уж от их соединения – тем более.
«В период бума цены могут расти вне соответствия с реальными процессами в экономике: цены товаров отрываются от уровня затрат и нормального спроса; курсы акций теряют связь с фактическими и разумно ожидаемыми прибылями компаний; цена земли уже мало зависит от возможностей ее производительного использования в близком будущем.
Если спекулянт (дилер, маклер, брокер – прим. авт.) работает только с собственным капиталом, то размер этого капитала ставит предел его спекуляции. Но если он привлекает кредит, то масштабы спекуляции могут возрасти во много раз. Представьте себе, что спекулянт вкладывает 1000 долларов и рассчитывает продать купленный объект за 1500. В этом случае прибыль составит 50%. Но если он получит ссуду в размере 10 000 долларов под 10% и вложит в спекуляцию 11 000, то при тех же гипотетических условиях он выручит 16 500 долларов. Отдав 1000 долларов процентов, спе-кулянт будет иметь чистую выручку 15 500 долларов, а прибыль 14 500 долларов, что означает норму прибыли 1450%!. …
Масштабы и социальное значение спекуляции возрастают, когда ее участниками становятся не только профессионалы, но более широкий круг людей, которые надеются заработать на буме, вкладывая в спекуляцию свои сбережения или деньги, полученные в кредит. Психология этих людей обычно иррациональна, они полагаются не на трезвый анализ рынка (А возможен ли он? – прим. авт.), а на поведение толпы, на слухи, на интуицию. …
Рано или поздно спекулятивный бум кончается крахом. Стремление купить сменяется стремлением продать, сначала – чтобы реализовать прибыль, а далее – чтобы спасти свои деньги. Как правило, профессионалы более успешно выходят из игры, а жертвами краха становятся массы мелких инвесторов. Паника, возникающая при этом, вполне может стать началом финансового кризиса»*.
Объектами спекуляций и, как следствие, причиной бума, заканчивающегося паникой и крахом, как уже было сказано выше, являются акции компаний, реализующих новые, имеющие хорошие перспективы идеи и технологии. Для кризиса 1857-1858 гг. ими стали – «в США – акции железнодорожных компаний и раздаваемые государством земельные участки; в Англии – тоже железные дороги и зерно; в странах континента – опять-таки железные дороги и акции предприятий тяжелой промышленности»**. Удивительно, но факт – развитие железнодорожной сети, которое должно было привести к взрывному росту промышленности, привело, в первую очередь, к взрыву иного рода – к мировому финансовому кризису. Кто-нибудь из экономистов подсчитывал потери от этого кризиса, возникшего, как результат прогресса?
Но эти потери не идут ни в какое сравнение с потерями и последствиями кризиса 1929-1933 гг. Причины его те же самые, только к ним добавилось еще несколько факторов усиливающих их воздействие. Соединенные Штаты «завершали 1920-е на высокой ноте. Нейлоновые изделия фирмы Du Pont, стиральный порошок Procter and Gamble, косметика Revlon, радиоприемники RCA, счетные машины IBM – все это и многое другое появилось в промежутке между мировыми войнами – время технологических прорывов, расширявших границы возможного. …
Как знать, может (эти слова можно смело опустить – прим. авт.), целый ворох успехов и привел к сдвигу – верному знаку зарождения пузыря на фондовом рынке. Фишер (Ирвинг Фишер – амер. экономист – прим. авт.) и другие наблюдатели свято верили, что наступил золотой век, а миллионы американских граждан теперь могли приобретать в рассрочку автомобили и другие товары длительного потребления и вряд ли думали иначе. Акции RCA, жемчужины среди высокотехнологичных компаний того времени, с 1925 по 1929 год выросли на головокружительные 939%, а показатель «цена-прибыль» в какой-то момент равнялся 73. На фоне всеобщей эйфории рынок захлестнула волна первичных публичных размещений; в 1929 году было выпущено акций на 6 миллиардов долларов, из них на миллиард – в одном только сентябре. Фондовый рынок рос и рос, и невиданные прежде «инвестиционные тресты» были созданы как раз затем, чтобы снимать с него сливки. … Куча крошечных инвесторов (и в их числе Ирвинг Фишер) тем временем много и с удовольствием покупала акций с помощью брокерских ссуд (они чаще всего выдавались не банками, а корпорациями), таким образом, выплачивая лишь малую долю стоимости собственными деньгами и раздувая свое присутствие на рынке до недостижимых ранее объемов (за счет кредитов и ссуд, которые не бесконечны – прим. авт.)»***.
А как только цены на активы перестают расти (что неизбежно), бум под воздействием какой-нибудь самой малой случайности трансформируется в иррациональную панику толпы – желание купить сменяется желанием, как можно быстрее продать. И эта паника, подобно цепной реакции, распространяется гораздо быстрее, чем до этого бум, добираясь, в конце концов, до вкладчиков в банки, разрушая тем самым банковскую систему.
Беда финансовых кризисов заключается в том, что они создают серьезные проблемы не только для биржевых игроков, которые составляют меньшинство населения, но и для огромного числа людей, не имеющих к игре на деньги никакого отношения.
К чему привел финансовый кризис в 1929-1933 гг. в США?
«Падение промышленного производства от высшей предкризисной точки до «ямы» (или «дна») в ноябре 1932 г. по месячным данным составило 56% – больше, чем в любой другой из крупных стран, затронутых кризисом. Экспорт в долларовом выражении сократился на 80%. Доля безработных среди трудоспособных достигла 25%, а их численность превысила 13 миллионов человек. В июле 1932 г. металлургическая промышленность США работала на 12% своих мощностей – печальный рекорд за всю историю страны.
Сотни тысяч фермерских семей, неспособных погасить ссуды, взятые под заклад недвижимости, сгонялись с земли и пополняли ряды безработных. Бродяжничество и детская беспризорность стали массовыми явлениями. …
По всей стране появлялись мертвые города, где почти все предприятия были закрыты, а люди жили чем придется или бежали в места, казавшиеся более благополучными. …
В связи с конкуренцией за рабочие места и общим ухудшением морального климата в США обострились расовые проблемы, дискриминация цветных американцев стала более грубой и жестокой.
Америка стремительно левела: происходили массовые манифестации, голодные марши, забастовки отчаяния; профсоюзы становились боевитее и жестче; коммунисты и социалисты уже не казались довольно безвредными чудаками, а приобретали влияние на значительный круг трудящихся. Страх охватывал не только богатую буржуазию, но и многочисленные средние слои»****.
«Не менее катастрофическими были последствия депрессии для всего остального мира. По мере распространения на другие страны она приводила к сокращению объемов производства, росту безработицы, голоду и нищете. В Германии депрессия помогла прийти к власти Гитлеру и проложила путь ко Второй мировой войне»*****. В ней принимали участие 57 стран. Общая численность населения государств, ввергнутых в войну, превышала 1.7 млрд человек. Общие потери, по разным оценкам, составляют от 50 до 80 млн погибших с учетом и военных, и гражданского населения.
Когда говорят о том, что акционерное дело позволяет сконцентрировать большие объемы денежного капитала, необходимые для крупных инвестиций с длительным сроком окупаемости, а кризис полезен тем, что он уничтожает слабые и неэффективные предприятия, давая ход сильным и эффективным, как-то забывают о тех необратимых и тяжелых последствиях, к которым это ведет. Корпоративный капитализм – это яркий пример проявления синдрома Фредерика Бастиа, когда «ближайший результат бывает благоприятен, а дальнейшие последствия пагубны». Давно пора понять, что корпоративный капитализм – это тупиковая ветвь эволюции человеческого общества, связанная с недостатками человеческого сознания – второй сигнальной системы, главным среди которых является способность лгать ради собственной выгоды. Правила рынка и в первую очередь его безличность, позволяют преодолеть этот недостаток.
Примечание:
* А. В. Аникин. История финансовых потрясений. М.: «Олимп-Бизнес», 2000. Стр. 83-84.
** Там же. Стр. 85.
*** Ниал Фергюсон. Восхождение денег. Москва: АСТ, 2016. Стр. 177-178.
**** А. В. Аникин. История финансовых потрясений. М.: «Олимп-Бизнес», 2000. Стр. 176-177.
***** Милтон Фридман, Роуз Фридман. Свобода выбирать: наша позиция. Москва. Новое издательство. 2007. Стр. 87.